Глава vii улица транснонен

Оноре Домье (1808—1879)

Среди
художников XVI века дальше всех пошел в этом направлении Доменико Теотокопули
(1541?- 1614), получивший известность под коротким прозвищем Эль Греко (грек).
Он прибыл в Венецию с греческого острова Крит, из той отдаленной части Европы,
где искусство еще не рассталось со средневековой традицией. На родине его окружали
византийские иконы и настенные росписи, торжественно-застылые и далекие от сходства
с натурой. Он не прошел итальянской школы рисунка и потому не усмотрел в живописи
Тинторетто никаких изъянов, напротив — она восхитила его. Судя по всему, он отличался
страстной набожностью и испытывал настоятельную потребность передать ее в волнующей
форме. После недолгого пребывания в Венеции он перебрался в испанский город Толедо.
В Испании, окраине европейского мира, также были еще живы средневековые традиции,
и это обстоятельство уберегло его от критических нападок с требованиями неукоснительного
соблюдения натуроподобной формы. В отсутствие

238 Эль Греко Снятие пятой печати.
Около 1608-1614 Холст, масло, 224,5 X 192,8 см Нью-Йорк, Музей Метрополитен

Художник
обратился к тому месту в тексте Апокалипсиса, где Агнец призывает Иоанна «придти
и увидеть» снятие семи печатей. «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником
души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили
они громким голосом, говоря: доколе, Владыка святый и истинный, не судишь и не
мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые»
(Откр. 6: 9-11). Обнаженные фигуры в конвульсивных изломах -это мученики, восставшие
из земли за небесным даром белых одежд. Конечно, средствами правильного рисунка
и аккуратной живописи нельзя было создать такую потрясающую картину начала светопреставления,
когда сами праведники взывают к уничтожению мира. Нетрудно разглядеть здесь итальянские
влияния: накренившаяся, словно раскачивающаяся композиция воспринята художником
от Тинторетто, а вытянутые извивающиеся фигуры -от маньеристов (нечто подобное
мы видели у Пармиджанино, илл. 234). Однако не менее очевидно и то, что Эль Греко
подчинил эту стилистику иным целям. Он жил в Испании, где религиозная мистика
изливалась с особым пылом. В такой духовной атмосфере маньеризм уже не мог быть
достоянием изощренных знатоков. Хотя стиль Эль Греко поражает нас своим «модернизмом»,
в тогдашней Испании никто не предъявлял художнику таких упреков, какие обрушил
на Тинторетто Вазари. Лучшие портреты его кисти (илл. 239) можно поставить в один
ряд с тициановскими (стр. 333, илл. 212). В мастерскую Эль Греко стекалось много
заказов. Чтобы справиться с ними, он нанимал помощников, чем объясняется неравноценность
подписанных его именем работ. Лишь в следующем поколении живопись Эль Греко стали
осуждать за «неестественность», а позднее выработалось отношение к ней как к дурной
шутке. И только после Первой мировой войны, когда новые направления отучили публику
прилагать одни и те же критерии ко всем художественным явлениям, искусство этого
мастера было открыто заново и оценено по достоинству.