1887-1900: Серия 1812 года
Верещагин планирует начать работу над новой большой серией, посвященной Отечественной войне 1812 года, и с этой целью возвратиться в Россию и поселиться с семьей под Москвой. Он продает свою роскошную французскую мастерскую и строит себе новую, под Москвой.
Отныне его новый адрес: «Москва. За Серпуховской заставой. Деревня Нижние Котлы». Место это было очень глухое и удаленное, но в его выборе сказался весь характер художника. Очень независимому Верещагину крайне не хотелось, чтобы его беспокоили, и он специально выбрал себе глухую окраину. На высоком берегу Москвы-реки он возвел себе хоромы из могучей сибирской лиственницы.
Именно здесь в громадном, просторном помещении своей зимней мастерской, где полы были застланы великолепными персидскими и индийскими коврами, а на стенах висело экзотическое холодное и огнестрельное оружие, Верещагин трудился над своей знаменитой серией, куда вошло двадцать полотен.
Почти вся история наполеоновского нашествия, начиная с Бородинского сражения и кончая позорным бегством французов из России, с эпическим размахом была отражена в этом монументальном цикле. Вот Наполеон, скрестив руки, всматривается в незнакомое Бородинское поле, а вот он же в Кремле глядит на пылающую Москву. Французские лошади в Успенском соборе, бородатые партизаны в красивом зимнем лесу.
С этими патриотическими работами Верещагин, бывший сам талантливым организатором, объездил полмира. Петербург, Варшава, Рига, Вильно, Гельсингфорс, Париж, Берлин, Дрезден, Вена, Прага, Будапешт, Копенгаген, Лейпциг, Христиания и позже — Америка. И везде на выставки художника ломились, их посещало огромное количество зрителей. Однажды в Вене толпа разбила все стекла, выломала двери, хлынула в помещение, и администрация дома перепугалась, как бы не провалился пол выставочного зала.
Конец Бородинского боя. 1899-1900
Перед Москвой в ожидании депутации бояр. 1891-1892
В Кремле — пожар. 1887-1898
В покоренной Москве (Поджигатели или Расстрел в Кремле). 1897-1898
Наполеон и маршал Лористон (Мир во что бы то ни стало). 1899-1900
Маршал Даву в Чудовом монастыре. 1900
На большой дороге. Отступление, бегство… (эскиз), 1887-1895
На большой дороге. Отступление, бегство… 1887-1895
1877-1881: Балканская серия
Для удобства работы над большими полотнами художник соорудил под Парижем огромную мастерскую. Она состояла из двух помещений: зимнего, длиною в 25 метров, и круглого летнего, вращавшегося по рельсам, чтобы как можно дольше в течение дня удерживать нужное художнику солнечное освещение. Верещагин уже начал осуществлять задуманную им серию больших картин индийского цикла, когда до него дошла тревожная весть о начале русско-турецкой кампании. И, разумеется, автор знаменитого «Апофеоза войны» не мог усидеть на месте.
В апреле 1877 г. он выехал в действующую армию, где был причислен к составу адъютантов главнокомандующего, без права на казенное содержание, что давало ему свободу и независимость. Эта чрезвычайно популярная в те годы освободительная война славянских народов на Балканах стала, пожалуй, главным подвигом Верещагина. С изумляющей смелостью он рвется в самые горячие точки войны, чтобы, словно военный корреспондент, фиксировать её настоящую правду.
Едва прибыв в армию, он помчался на берег Дуная, где турки обстреливали румынские суда, чтобы вблизи наблюдать разрывы снарядов. Но ему не терпелось самому участвовать в настоящем «деле». На борту миноносца «Шутка» он отправляется минировать фарватер Дуная. Турки обстреливали миноноску. Верещагина ранили в бою в бедро, но он продолжал перестрелку с турками
Наконец миноноска выкарабкалась из боя, а отважного художника положили в бухарестский госпиталь, где скоро выяснилось, что злосчастная пуля занесла в рану частицы одежды и началось нагноение. Положение было настолько серьезным, что он уже написал завещание
В конце концов, когда едва уже не началась гангрена, врачи решились на операцию, и ослабевший художник пошел на поправку.
Выписавшись, он снова «полетел» туда, где было опасно. С невероятной дотошностью он шел дорогами войны, вглядываясь в лица осиротевших детей, зарезанных и убитых женщин, измученных и израненных солдат. Вместе с генералом Скобелевым он переходил зимой через Балканы, хладнокровно делал зарисовки во время жестоких боев и заносил в свой походный альбом десятки изуродованных трупов богатырей-гвардейцев.
Итогом его наблюдений и сложного военного опыта стали знаменитые картины, теперь известные каждому. Вот его хрестоматийный «Скобелев под Шипкой». Храбрый мужественный генерал, ставший другом художника, объезжает нескончаемые шеренги солдат. Летят в воздух солдатские шапки, слышны крики «ура!», всех окрыляет радость победы, а здесь — перед зрителем раскинулись в немыслимых позах замерзшие трупы солдат, павших недавно в бою.
Знаменитая «Панихида»… Под низким хмурым небом полковой священник отпевает сотни молодых солдат, трупы которых заполонили собою целое поле. Вот она — оборотная сторона победной войны. На таком вот поле и сам художник разыскивал тело своего погибшего храброго брата… Эту серию антивоенных картин, которая вызвала нескрываемое раздражение в России, художник с большим успехом провез по всей Европе.
После окончания балканской серии Верещагин еще раз побывал в Индии, а затем в Палестине. Теперь он замыслил создать «Трилогию казней» и цикл картин на евангельские сюжеты. Увы, ни в живописном, ни в философском смысле большая часть этих картин не представляет большого интереса.
Снежные траншеи (Русские позиции на Шипкинском перевале). 1878-1881
Трупы замерзших турецких солдат. 1877-1878
Угол турецкого редута, взятого М.Д.Скобелевым 30 августа, но снова покинутого 31-го. 1877
Телега для раненых. 1877
Перевязочный пункт (эскиз). 1878-1879
Место битвы 18 июля 1877 г. перед Кришинским редутом под Плевной. 1877-1880
Входная дверь в церковь под Казбеком. 1897
Мыс Фиолент вблизи Севастополя. 1897
27 августа. После сражения
Ночной осмотр Бородинского поля произвел на Наполеона ошеломляющее впечатление. Объехав позиции русских, император увидел, что сдвинуть их с места при всех адских усилиях его армии практически не удалось. Впору было спросить самого себя: «Где моя армия, поставившая на колени Европу? Почему все случилось не так, как было задумано?» Хорошо еще, что он устоял перед искушением пустить в ход гвардию — свой последний резерв.
…Когда при Березине карета со всеми вещами и бумагами маршала Бертье попала в руки казаков, то среди разных документов был найден приказ, отданный Наполеоном поздним вечером 26-го. Вот его текст: «Французы!
Вы разбиты! Вы позволили покрыть себя бесчестьем и позором. Только одною кровью русскою вы можете смыть это пятно! Через два дня я вновь дам сражение, еще более кровопролитное, нежели вчера. Пусть погибнут в нем трусы, я хочу командовать только храбрыми. Наполеон».
Но это было невозможно. Пороха и пуль у солдат Наполеона оставалось всего на несколько залпов, и пополнить запасы в течение двух дней он никак не смог бы.
Франц Рубо «Живой мост» (1897)
На одной из ранних работ знаменитого баталиста изображён эпизод Русско-персидской войны (1804−1813), произошедший летом 1805 г. в Карабахской долине. Тогда второй батальон 17-го Егерского полка под командованием полковника Карягина, неся потери, на протяжении нескольких дней пытался выйти из-под удара персидской кавалерии, имевшей значительное численное превосходство. В какой-то момент попавшаяся на пути расщелина глубиной около человеческого роста стала непреодолимым препятствием для двух орудий русских егерей.
Как свидетельствовал один из офицеров полка, «лесу для устройства моста в окружности нигде не было видно; объехать эту проклятую канаву и перевезти пушки в другом месте было также невозможно, потому что она шла на большое расстояние и примыкала к высокой горе; снимать пушки с лафетов и переносить всё на руках, потребовалось бы много времени, а мы беспрестанно ожидали преследования».
Франц Рубо «Живой мост». (Музей-панорама «Бородинская битва»)
Оставить орудия неприятелю значило обречь полк на бесчестье, и тогда один солдат, «общий любимец, шутник» Гаврила Сидоров, предложил соорудить импровизированный мост из ружей, подперев их плечами.
«Всё это было сделано так поспешно и неожиданно, что никому и в голову не пришло подумать о последствиях столь неслыханной и уже слишком отважной переправы. Первая пушка мигом перелетела по молодецким плечам
Принялись с песнями перевали (ва)ть другую пушку; но от излишней поспешности и неосторожности одно колесо не попало на ружьё, а со всего размаху соскочило на голову, прямо Гавриле в висок. Он упал, вздохнув несколько раз и обливаясь кровью
Многие офицеры, в том числе и я, бросились в канаву помогать ему, подняли и вынесли из канавы, но он был уже мёртвый», — цитировал неназванного свидетеля военный историк Павел Бобровский в летописи полка, опубликованной им много позже, в 90-е гг. XIX в.
В официальный рапорт Карягина эпизод с пушками не попал, однако эта история быстро стала известной, успев обрасти неправдоподобными подробностями. По одной из распространённых версий, чтобы спасти орудия, русские солдаты добровольно заполнили ров своими телами и при этом были раздавлены насмерть несколько человек. Судя по картине, Рубо узнал о происшедшем именно в таком переложении. Художник также ошибочно изобразил переправу пушек с запряжёнными в них лошадьми, хотя по свидетельству очевидца, егеря перекатывали орудия по «живому мосту» при помощи рук.
Гаврила Сидоров стал полковой легендой. В память о его подвиге была установлена стела с орлом в местечке Манглиси в Грузии, где полк дислоцировался после войны. В советское время мемориал переделали в памятник Неизвестному солдату, к настоящему времени от стелы сохранился лишь остов постамента.
1888-1894: Русская серия
В 1887-1888 гг. Верещагин совершает поездки по провинциальным российским городам. Теперь вместо экзотических пальм и буддийских храмов перед его глазами мелькают простые серые избы, церкви и русская сказочная старина, а на его этюдах пестрят древние иконостасы и темные интерьеры красивых северных церквей.
Создав всю эту красоту, художник вместе с «Трилогией казней» и палестинскими этюдами везет — сначала в Париж, а затем и в Нью-Йорк. Здесь он, чтобы создать особую атмосферу праздника и искусства, приглашает на выставку молоденькую талантливую пианистку — Лидию Васильевну Андреевскую, которая становится вскоре его второй женой. С первой, немкой по происхождению, он разошелся.
Северная Двина. 1894
1901: Испано-американская война
В конце 1900 г. Верещагин съездил на Филиппины — увидеть окончание испано-американской войны (по ее впечатлениям была написана серия об американском военном госпитале), и снова, во второй раз, отправился с большой выставкой в США.
Допрос перебежчика. Около 1901
Раненый. 1901
В госпитале. 1901
Письмо на родину (Письмо к матери). 1901
Письмо прервано. 1901
Письмо осталось неоконченным. 1901
Уже будучи в Америке, Верещагин задумал написать еще одну большую картину, изображавшую взятие американцами Сен-Жуанских высот. С этой целью он специально ездил на Кубу, встречался с будущим президентом Америки Теодором Рузвельтом, возглавлявшим штурм этих высот, и делал массу всяческих крупных затрат. Картина очень понравилась американскому зрителю. Ее вместе с другими полотнами предложил выкупить у художника один американский антрепренер с условием, что он выплатит их стоимость только после того, как провезет их и покажет по всей Америке.
Художник доверился ловкому менеджеру и отдал ему все картины, не заключив договора, после чего тот скрылся от Верещагина, не заплатив ему ни копейки. Это дикое происшествие привело Верещагина к финансовой катастрофе. Чтобы организовать свои персональные выставки за океаном, съездить на Филиппины, а затем и на Кубу, художник потратил огромные средства, и теперь часть картин, потребовавших больших вложений, была украдена. От отчаяния художник заболел даже нервным расстройством.
Спасла положение покупка императорским двором всей серии картин об Отечественной войне 1812 года за 100 тысяч рублей.
1874-1880-е: Индийская серия
Исчерпав туркестанскую тему, Верещагин замыслил новое большое путешествие. На сей раз путь его лежал в далекую и загадочную Индию. И снова, как и всякий раз, он не сидел туристом в роскошной гостинице, а лазил, ездил, ходил и с дотошностью ученого изучал каждый кусочек и явление в незнакомой стране. За два года пребывания в Индии он на поезде, пароходе, лошади, пони и быках, даже слонах преодолел тысячи километров. Ему приходилось тонуть, задыхаться от тропической жары, отбиваться от диких хищников, жестоко страдать от тропической лихорадки.
Впечатления от этой поездки отразились во множестве этюдов и картин, с документальной точностью рисующих быт, нравы, архитектуру и историю Индии
Все, что видел художник в этой стране, все, чем восхищался и что привлекало его внимание — проходит и перед глазами изумленного зрителя. Знаменитый мавзолей Тадж-Махал, перевозка соли на яках, ледники, индуистские храмы, мечети, процессия слонов — все это зафиксировано благодаря невероятной дотошности, работоспособности и любознательности Верещагина
Браминский храм в Адельнуре. 1874-1876
Совар — правительственный посыльный. 1874-1876
Розы в Ладаке. 1874-1876
В Индии. Снега Гималаев. 1874-1876
Гималаи вечером. 1875
Гималаи. Главная вершина. 1875
Монастырь в скале. Ладакх. 1875
Кули (Носильщик). 1875
Людоед. Конец 1870-х — начало 1880-х
Пушка. 1882-1883
Ныне не существующая картина В. Верещагина «Подавление индийского восстания англичанами» (около 1884 года). Находилась в США. По легенде, выкуплена и затем уничтожена англичанами.
Николай Самокиш «Подвиг солдат Раевского под Салтановкой» (1912)
Столетний юбилей «Грозы двенадцатого года» стал прекрасным поводом для нового обращения к теме Отечественной войны для многих русских живописцев. Среди них был и Николай Самокиш, не только известный баталист, но и прекрасный иллюстратор. Одна из его работ в этой области — оформление шедевра русской книжной графики, четырёхтомного издания «Великокняжеская, царская и императорская охота на Руси» (1896−1910).
Обучение батальной живописи он начинал в Петербурге у Богдана Виллевальде, затем совершенствовался в Париже под руководством значительного французского баталиста Эдуарда Детайля.
Николай Самокиш «Подвиг солдат Раевского под Салтановкой». (Музей-панорама «Бородинская битва»)
Публика смотрела глазами Самокиша на события Русской-японской войны — его рисунки с Дальнего Востока печатались в газетах, составили альбом «Война 1904—1905. Из дневника художника», а несколько живописных работ были размещены в Военной галерее Зимнего дворца. Начало Первой мировой Самокиш встречал уже руководителем батального класса Академии художеств и в этом качестве решился на небывалый эксперимент — вывез своих учеников на фронт на практику, итогом которой стали более 400 художественных работ.
К столетию Отечественной войны Самокиш создал серию рисунков с эпизодами военной кампании 1812 г., которая публиковалась в иллюстрированном еженедельнике «Нива» на протяжении юбилейного года. Но самой значительной стала его живописная работа «Подвиг солдат Раевского под Салтановкой».
Это случилось в начале войны, в июле 1812 г., у деревни неподалёку от Могилёва. Когда 2-я армия Багратиона, двигавшаяся на соединение с 1-й армией Барклая де Толли, подошла к Днепру для переправы, выяснилось, что город и мост через реку заняты французами. На оборонительные позиции неприятеля был брошен 7-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Николая Раевского. Он возглавил лобовую атаку Смоленского пехотного полка, как это изображено на картине Самокиша, вместе со своими юными сыновьями — 16-летним прапорщиком Александром и 11-летним портупей-юнкером Николаем.
Бой под Салтановкой длился около 10 часов. Противники в итоге остались на исходных позициях. Французы понесли большие потери, чем корпус Раевского, и ожидали новой атаки на следующий день. Между тем основная масса русских войск, а затем и корпус Раевского, форсировали Днепр и через некоторое время армии Багратиона и де Толли благополучно соединились.
История с Раевским и его сыновьями прогремела на всю Россию. Вот как бой под Салтановкой был описан спустя несколько дней в газете «Северная почта»: «Пред одним бывшим в сию войну сражением, когда Генерал-Лейтенант Раевский готовился атаковать неприятеля, то будучи уверен, сколько личный пример Начальника одушевляет подчиненных ему воинов, вышел он пред колонну, не только сам, но поставил подле себя и двух юных сыновей своих, и закричал: — «Вперед, ребята, за Царя и за отечество! Я и дети мои, коих приношу в жертву, откроем вам путь». — Чувство геройской любви к отечеству в сём почтенном воине должно быть весьма сильно, когда оно и самый глас нежной любви родительской заставило умолкнуть».
Вскоре был выпущен патриотический лубок с изображением генерала, его геройство было воспето во множестве стихов того времени. Пожалуй, самые известные строки Раевским посвятил Жуковский:
Раевский, слава наших дней, Хвала! Перед рядами Он первый грудь против мечей С отважными сынами.
Позднее этот случай упомянул и Лев Толстой в романе «Война и мир», противопоставив оценки одного офицера и Пети Ростова. Первый назвал бой под Салтановкой «Фермопилами русских», второй же поставил под сомнение целесообразность такого риска — «ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его».
Однако для большей части современников эпизод с генералом и его сыновьями был одним из самых памятных событий той войны. Он оставался таковым и для следующего поколения, поэтому обращение к этой теме Самокиша сто лет спустя не было случайным.
Что в этой истории правда, а что — вымысел пропагандистов того времени, сегодня утверждать сложно. Её главный герой оставил об участии своих сыновей в том бою противоречивые воспоминания, поэтому после смерти Раевского-старшего их подвиг обычно называют легендой.
1867-1874: Туркестанская серия
Он вернулся в Россию и напросился в художники к генералу К.П. Кауфману, назначенному генерал-губернатором и командующим войсками Туркестанского военного округа. Это новое долгое путешествие, которое предпринял 24-летний Верещагин, было полно самых разнообразных опасностей.
Однако самое серьезное испытание ждало Верещагина в войсках Кауфмана. Это произошло в Самарканде, когда крепость, в которой укрылось около шестисот русских солдат, окружило ханское войско численностью в пятьдесят пять тысяч человек. Силы были настолько неравны, что результат сражения был, казалось, предрешен.
По многу раз азиаты бросались на ворота и в проломы крепостной стены. Тысячи и тысячи воинов раз за разом штурмовали осажденную крепость. А русским неоткуда было ждать подкрепления. Уже в первые два дня гарнизон потерял около ста пятидесяти человек. Верещагин дрался вместе со всеми. Казалось, он не ведает страха и всегда оказывается в самых опасных и рискованных местах. Одна пуля попала ему в ружье, другая — в шляпу, кем-то брошенный камень поранил ногу. Это был, наверное, единственный в своем роде художник-солдат.
Осажденные выстояли. Верещагин получил Георгиевский крест «За блистательное мужество и храбрость». Итогом пребывания в Средней Азии стала персональная выставка в Петербурге.
Эльбрус. 1867
Постоялый двор близ Ташкента. 1867
Улица в деревне Ходжагенте. 1868
Узбек, старшина (аксакал) деревни Ходжагент. 1868
В горах Алатау. 1869-1870
Киргизские кибитки на реке Чу. 1869-1870
Киргиз. 1869-1870
Устроив выставку в Петербурге и поразив северных жителей экзотикой далекого юга, Верещагин снова рвется под палящие лучи туркестанского солнца. Кажется, он уже навсегда отравлен бациллой странствий, и для нормального, здорового существования ему обязательно нужны — простор, горячий ветер пустыни, новые впечатления, постоянное ощущение опасности и риска.
Он бродит по диким местам, заглядывает в самые дальние и потаенные уголки и ищет на свою голову приключений. На этот раз его экзотическую фигуру с этюдником можно было встретить на границе с Китаем. Он ночевал прямо в степи на земле, охотился, а к кумирням, в которых он отдыхал, подходили и рычали голодные хищники. Вероятно, он чувствовал себя самым счастливым и свободным человеком на свете…
Араб на верблюде. 1869-1870
Верблюд во дворе караван-сарая. 1869-1870
Дутарист. 1869-1870
Китайская палатка. 1869-1870
У крепостной стены. Пусть войдут. Около 1871
Торжествуют (эскиз). Около 1872
Вернувшись из путешествия, он вновь уехал из России и осел в Мюнхене. Там, Верещагин осмыслил свои туркестанские впечатления и за три года создал громадную коллекцию картин. Это были теперь всем известные — «Двери Тамерлана», «Продажа ребенка-невольника» и большая серия картин «Варвары», которую сам художник называл «героической поэмой». В «Варварах» Верещагин, словно предвосхищая возникновение кинематографа, попытался оторваться от статики отдельной картины и показал развитие событий, шаг за шагом, во времени. Зритель имел возможность как бы покадрово проследить весь ход операции — от ее начала и до трагического завершения. Верещагину настолько полюбился этот метод — серийного написания, — что впоследствии он часто писал именно так.
Он нанял в пригороде Мюнхена мастерскую с навесом, позволявшую ему писать натурщика, постоянно освещенного солнцем. Именно поэтому все его большие картины, выполненные в мастерской, производят впечатление писанных с натуры, так реально в них передано ощущение жаркого азиатского солнца.
Вообще же принцип документальной точности был для него главным. Он всегда рвался в самое пекло событий, чтобы самому перечувствовать и пережить все то, что чувствуют и переживают его герои. Он полагал, что правда жизни и сила искусства заключаются в максимально точном изображении видимого, и поэтому его картины кажутся как бы застывшими кадрами документальной хроники. Это действительно своего рода документальное кино XIX столетия, в котором все точно и достоверно, даже метка на халате узбека.
При жизни Верещагина его картины пользовались огромным успехом. Художник любил и умел устраивать свои персональные выставки, тратя на это значительные средства. Он специально декорировал залы бордовым бархатом, умело освещал картины, в том числе электрическим светом, раскладывал рядом с ними коллекции экзотических восточных предметов и приглашал музыкантов играть перед своими картинами. Поэтому для зрителей, где бы ни проходили выставки художника — в Лондоне или Вене, в Петербурге или Мюнхене, они всегда были значительными событиями, собиравшими массу народа.
Туркестанский солдат в зимней форме. 1873
Калмыцкий лама. 1873
1863-1865: Кавказская серия
В 1863 г. Василия Верещагин отправился в кавказское путешествие. Ему захотелось на волю, посмотреть, увидеть собственными глазами незнакомые, дикие и еще малоизведанные края. На Кавказе он прожил больше года, путешествуя свободным художником, делая зарисовки и с любопытством наблюдая местные нравы. Ногайские степи, калмыцкие кочевья, грузинские и армянские селенья — что только не прошло за это время перед его пытливым взором!
Ананури. 1863 г.
Прапорщик Гассан-Бек Джагранов. 1863-1864
Представление начальству (Русский офицер и кавказцы). 1863-1864
Лезгинка. 1864-1867
Возвратившись в Петербург, он направляется в Париж, чтобы продолжить художественное образование. Там он сходится с известным академистом Жеромом и попадает во французскую Академию художеств. И опять ему не сидится на месте. Усердно отработав зиму в мастерской у Жерома, он каждый теплый сезон уезжает в долгие путешествия. Тяга к странствиям и живой, неприкрашенной жизни вынудила его в конце концов через три года оставить Парижскую академию.
Бурлак с шапкою в руке. 1866
Бурлак, держащийся руками за лямку. 1866
Бурлаки. 1866
25 августа. Накануне
…Передовые полки русской армии подошли к Бородину около 10 часов утра 22 августа. Позади было почти два с половиной месяца отступления от западных границ России — с боями, кровью и потерями. Генеральная стратегия командования — сберечь армию — понимания в этой самой армии не находила.
«Что наша Россия — мать наша — скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам?» — гремел Багратион, грозясь скинуть мундир. От позора. От бессилия. И не он один. Медики разводили руками, не находя объяснений повальным болезням солдат, «отличным по своему характеру от обыкновенных». Словно мор поселился в угрюмых колоннах, идущих в сторону Москвы. Но вот когда стали возле Бородина, все успокоились, ибо поняли — быть делу.
Первыми на Бородинском поле появились инженерные войска. Бородино стремительно теряло мирный вид. Население, укладывая пожитки на телеги, отправлялось кто куда. Копали рвы, делали насыпи и укрепления, рассчитанные на круговую оборону.
И хотя поле готовили к бою все три дня с вечера до рассвета, далеко не все, что было задумано, удалось сделать в полном объеме. Иные рвы оказались настолько неглубоки, что не могли защитить солдат. Шанцевого инструмента не хватало. А ополченцы, присланные на подмогу, и вовсе оказались бесполезными: их не снабдили даже лопатами.
1903: Японская серия
Правда, остаться подольше в Японии Верещагину помешала нескрываемая подготовка к войне, которая очень беспокоила художника. В конце ноября 1903 г. он вернулся в Россию, а уже в феврале 1904 г. отправился на русско-японскую войну. Расставание с семьей (жена и трое детей) было довольно тяжелым. Несмотря на солидный возраст художника: ему уже шел шестьдесят второй год, родные понимали, что остановить его невозможно.
В марте Верещагин встретился в Порт-Артуре со своим старым знакомцем адмиралом С.О. Макаровым и развил неутомимую кипучую деятельность: осматривал русские суда, участвовал в небольших операциях и, как всегда, без конца рисовал. 31 марта он вместе с Макаровым отправился на броненосце «Петропавловск» к месту недавней гибели миноносца «Страшный» в надежде подобрать оставшихся в живых моряков. Адмирал уговаривал Верещагина остаться, но тот, как всегда, отказался.
Выйдя в открытое море, «Петропавловск» начал перестрелку с противником. В 9 часов 43 минуты он напоролся на поставленные японцами мины. Последовал страшный взрыв, а вслед за ним и другие — это один за другим взрывались торпедный погреб, склад снарядов и паровые котлы броненосца. В течение полутора минут гигантская махина военного корабля скрылась под водой, унося с собой более шестисот человек, среди которых были адмирал Макаров и Верещагин.
Последним, кто видел художника на борту, был чудом спасшийся капитан, который передал, что всего за несколько минут до взрыва тот что-то спешно рисовал в блокноте. Как настоящий солдат, Верещагин героически погиб на боевом посту…
