Источники
Как часто случается с мифологическими историями, детали сюжета значительно варьируют в зависимости от источника. В «Илиаде» (24:25-30) содержится лишь краткое упоминание этой истории, что говорит о предварительном знакомстве аудитории с сюжетом, из которого развивается весь эпос. Более полная версия сюжета излагалась в Кипрских сказаниях, утраченной части «Эпического цикла», от которой до нас дошли лишь фрагменты и надежный пересказ. Более поздние авторы — Овидий (Героиды
: 16.71ff, 149—152, 5.35f), Лукиан (Диалоги богов : 20) и некоторые другие — пересказывают этот сюжет в ироническом или дидактическом ключе.
Предыстория. Кто такой Парис?
(многие знатные троянцы параллельно носили местные и греческие имена)(Ойноне)Тот факт, что Парис (второе имя Алаксандус) существовал на самом деле подтверждают хеттские надписи, упоминающие Алаксанду и других правителей Таруисы (Трои).О том что он жил в 13-м веке до н.э. свидетельствует договор с хеттским царем Муваталли II (1295—1272 гг до н. э.) заключенный около 1280 г. до н. э. Данный договор обнаружен в раскопках Богазкёя среди клинописных записей того времени. Договор предполагает, что Алаксанду ранее заключил договор также и с отцом Муваталли II — Мурсили II (1322—1295 гг. до н. э.).Это дало основания полагать, что, возможно, Алаксанду — греческий правитель по имени Александр и что он может быть связан с гомеровским Александром из Илиона, более известным под именем Парис.Некоторые историки отождествляют Париса с Пиама-Раду — мятежным правителем Вилусы, имя которого фигурирует в хеттских архивах середины и конца 13-го века до нашей эры в западной Анатолии.
Суд Париса: необычные картины эпохи раннего Возрождения
Мифологический сюжет «Суд Париса» на протяжении веков пользовался большой популярностью, ведь он предоставлял художникам возможность писать обнаженную натуру, причем сразу несколько подобных натур за раз. (Как вы думаете, какая богиня тут изображена в треуголке?)
В итоге в 16 веке сложилась иконография, которая в неизменном виде существовала до конца 19 века. Она легко узнается. Все по тексту мифа: три богини стоят в шеренге по команде «ровняйсь» перед сидящим Парисом, который оценивающе их так разглядывает. За его плечом участвует в сеансе обесценивания Меркурий, посланник богов, который и принес Парису весть о том, что он будет судить этот конкурс красоты и наградит прекраснейшую золотым яблоком. Три богини обычно голые и похожи, как близняшки, отличить их можно обычно лишь по редким атрибутам: Минерве могут оставить на голове шлем, или положить кучку доспехов у нго (как будто сброшенное белье), у Юноны может быть павлин, Венеру сопровождает купидончик (и она может быть самой красивой). Hans Rottenhammer, 1605
Все очень типично. Художники экспериментируют разве что с разворачиванием натурщиц со всех ракурсов, как курочек гриль, чтобы со всех боков их… ммм… осветить.Рубенс (мастерская), 1630-е
Это была вводная часть, показывающая, как «было». Теперь взглянем на редкости — на то, как тему Суда Париса толковали итальянские мастера, только что соприкоснувшиеся с этой языческой культурой и только начавшие развивать живопись мифологического жанра. Ранние итальянцы. Вот одно из самых ранних: «в кадре» совмещено несколько событий. Сцена с тремя богинями на первом плане вполне опознаваема. Только отметьте — все женщины еще одеты. Средневековье на самом деле еще не закончилось, художники не осмеливаются на скандальную обнаженку целых женщин. Интересно, как крупно и не похоже на настоящие яблоки рисуют приз — это скорее царская держава, чем фрукт. Меркурий здесь, я думаю, в правом верхнем углу, рассказывает Парису, какое ему счастье привалило.Неизвестный художник. 1430-е. Museo del Bargello
Вот здесь богини уже обнаженные. Но при этом их фигуры совершенно ненатуралистичные и скорее похожи на изображения душ грешников из готических картин Страшного Суда, чем на прельстительные образы, какими они станут позже у Рубенса, Буше и проч. Парис — типичный пастух, с посохом, в плащике.Мастер Суда Париса. 1450-е. Burrell Collection
Тут, и глядя на последующие картины, мы понимаем, что нагота в примере выше проскочила случайно. Далее все опять долго будут одетыми. Надо бы поискать описание вот этой странной вещи. Наверно, ближайшая к Парису — это Венера? А почему у нее на голове горит огонь?Antonfrancesco dello Scheggia. 1470s. Šternberský palác
Тут совмещены две сцены. (Причем заметьте, все персонажи тоже в странных шляпках). В левой части дядя с бородой, я думаю — Меркурий, в ту пору он имел алхимические коннотации и ассоциировался с фигурой мудреца.Мастер панелей Аргонавтов. 1480-е. Музей Фогг
Вот тут у автора узнаваемый почерк! Сразу можем угадать, кто Венера — наверняка та, кто как по копирке срисована с боттичеллиевских мадонн, венер и вёсен.Боттичелли и мастерская. 1480-е. Cini foundation
Вот эта картина, которой мы закрываем 15-й век, по манере, видите, более архаична, чем предыдущая, зато более передовая по подходу к теме. Мне еще нравится маленький купидончик с повязкой на глазах, который целит в Париса (чтобы он влюбился в Елену).Girolamo di Benvenuto. 1500. Лувр
Какие еще интересные детали кто заметил? У кого есть под рукой мощности погуглить подробные описания этих картин, там разгадок странных шляп нету?
Лукас Кранах Старший Плоды ревности серебряный век
Лукас Кранах — один из крупнейших художников немецкого Возрождения. Наряду с такими мастерами, как Дюрер и Ганс Гольбейн Младший, он в большой мере определил характер немецкого искусства первой половины XVI века. Вместе с тем из всех троих именно Кранах был самым сложным и противоречивым, и его искусство, пожалуй, в меньшей степени отвечало критериям Ренессанса. Политический пафос и злободневность тематики перемежаются у него со сложным ученым аллегоризмом и надуманностью гуманистических сюжетов; острота портретных характеристик — с маньеристической изломанностью форм, грубовато прямолинейный язык агитационных гравюр — с острой, иногда болезненной чувственностью мифологических картин. «Серебряный век» Кранаха—один из ярких примеров этой сложности и противоречивости. Сюжет картины до сих пор не удалось полностью идентифицировать. Известно, что она составляла часть серии, выполненной между 1427 и 1435 годами. Первоначально серия условно называлась «Борьба страстей», и соответственно этому считалось, что в московской картине представлены «Плоды ревности».
Лукас Кранах Старший Плоды ревности серебряный век 1472—1553. Дерево, масло. 0,56 X 0,38
В начале XX века удалось установить, что эта серия была навеяна произведением древнегреческого поэта Гесиода «Труды и дни», где дается периодизация человеческой истории, которую поэт разделяет на пять этапов. Первый, когда обитатели земли были совершенными людьми, незнавшими старости и болезней, Гесиод назвал Золотым веком; второй, гораздо менее совершенный,— Серебряным. Считается, что у Лукаса Кранаха — это именно Серебряный век. Если это так, то в двух стоящих женских фигурах справа, окруженных неразумными детьми, следует видеть иллюстрацию к первым строкам; в левой части картины представлено возмужавшее Человечество, обрекающее себя на беды собственной глупостью. Однако сравнение со строками Гесиода может помочь в расшифровке чисто сюжетной стороны изображения. Образный смысл его этим не исчерпывается. И, конечно, для самого художника, как и для его зрителей, такое изображение имело более широкий смысл, связанный с современной проблематикой. Не лишено значения, что группа на переднем плане изображена на фоне сочной, густой листвы, как бы символизирующей праисторическую растительность; на заднем плане Кранах изображает далекий пейзаж с силуэтами средневековых построек — поэтический образ современности, служащей фоном этой аллегории прошлого. А может быть, этот современный пейзаж, так же как и острохарактерные лица персонажей, особенно женских, следует истолковывать как поэтический намек на то, что толкование серебряного века относится художником не только к далекому прошлому человечества, но и к его настоящему. В этой картине Кранаха чрезвычайно многослойной по своему образному языку, можно найти изобразительные цитаты: и в фигуре мужчины, изображенной в сильном ракурсе, и в фигуре сатира, крепко обхватившего руками женщину, возникают мотивы, характерные для итальянского ренессансного искусства с его интересом к сложным ракурсам, к сильным анатомически акцентированным движениям. Фигуры в центре и в правой части картины по характеру движения и построению тел скорее тяготеют к позднеготической традиции, которой Кранах отдавал дань, в произведениях зрелого и позднего периодов своего творчества. Картина поступила в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в 1924 году из собрания Д. И. Щукина.
Миф о Суде Париса и Яблоке раздора
(позже, у Фетиды и Пелея родится сын Ахиллес — знаменитый участник Троянской войны)яблоко раздора(богу торговли, прибыли, хитрости, разумности, ловкости и красноречия)
- Гера пообещала Парису власть над всей Азией;
- Афина — военные победы и славу;
- Афродита пообещала наградить его любовью любой женщины, которую он выберет.
Леды(жены царя Спарты Тиндарея. По легенде, Зевс, прельщённый красотой Леды, превратился в лебедя и овладел ею)Жак Луи Давид — Елена Прекрасная и Парис (1788) — фрагмент, Лувр, ПарижВсем то казалось угодным; но только не Гере богине,Ни Посидону царю, ни блистательноокой Афине;Им, как и прежде, была ненавистною Троя святая,Старец Приам и народ, за вину Приамида Париса:Он богинь оскорбил, приходивших в дом его сельскийЧесть он воздал одарившей его сладострастием вредным.Вестница утра, в двенадцатый раз восходила денница.— Гомер. Илиада. Песнь XXIV. Выкуп Гектора.
Кассандра
Елена Прекрасная и Троянская война
Уступила Елена просьбам Париса. Тайно увел Парис прекрасную Елену на свой корабль: похитил он у Менелая жену, а с ней и его сокровища. Все позабыла Елена — мужа, родную Спарту и дочь свою Гермиону ради любви к Парису.— Гомер. Илиада. Одиссея
(или Аполлон из его лука)Иоганн Тишбейн — Гектор упрекает Париса за его мягкость и призывает идти на войну (1786)
Гибель Париса
В эпоху Возрождения миф о суде Париса стал популярен по всей Европе и имена древнегреческих богов, зачастую заменялись на римские: Юно́на — богиня брака и рождения; Венера — богиня красоты, плотской любви, желания, плодородия и процветания; Минерва — богиня мудрости; Дискордия — богиня раздора; и Меркурий сопровождающий их.
Судьба художника
В мировой истории нет, пожалуй, другого художника, который был бы так же богат, как Рубенс. Он смог добиться такой высокой популярности, что не справлялся с заказами. Поэтому он был вынужден содержать огромную мастерскую, где работали не простые живописные рабы, если так можно выразиться, а настоящие мастера, почитавшие за честь быть учениками Рубенса.
Сам художник успел написать около 600 полотен, но за его подписью известно около 3000 картин. Большая часть из них — плод коллективного труда учеников, работавших в мастерской, которая занимала половину его огромного дома в Антверпене. Начиная новый заказ, художник делал эскизы, затем отдавал картину подмастерьям, чтобы те написали фрукты, собак, интерьеры и проч. Лица Рубенс почти всегда писал сам, и обязательно дорабатывал картину перед ее выходом из мастерской.
Дом Рубенса в Антверпене. Половину занимала мастерская. (wikipedia.org)
Мать прочила Питеру Паулю Рубенсу карьеру серьезного чиновника в магистрате. Чтобы привить ему изысканные манеры, она отдала его в пажи к графине де Лален. Опыт, полученный при дворе, позднее сыграет на руку Рубенсу: он будет известен своей крайней любезностью, обходительностью, дипломатичностью. Однако в 15 лет юноша заявил о желании стать художником. И хотя это было уже поздновато для начала нового образования, мать поддержала его и отправила на учебу в Рим. Оказавшись в Италии, Рубенс сразу же поставил целью «встроиться» в местную богему. В Венеции он познакомился с герцогом Мантуи Винченцо I Гонзагой — одним из важнейших меценатов своего времени. Последний, оценив не только талант молодого дарования, но также его манеры и энциклопедические знания, пригласил Питера Пауля на службу, обеспечив тем самым покровительство, жалование и положение.
Рубенс постоянно носил с собой блокнот и в любой момент был готов начать работать. Он мог рисовать даже в седле. По поручению Гонзаги он объездил всю Италию, чтобы сделать копии всех существовавших в то время шедевров, а также отобрать работы современников для покупки. Такая служба была лучше любого образования, ведь приобщаясь к искусству великих, Рубенс мог многое перенять у них. Он и сам признавал, что взял немало у Микеланджело, Тициана, Эль Греко. Виртуозность же Рубенса проявлялась в том, как он работал с цветом, особенно при передаче оттенков кожи. Говорили, что художник добавлял кровь в свои краски, чтобы придать им жизненность.
Болезнь и смерть матери вынудили его вернуться на родину, где он и остался при дворе герцога Альбрехта, несмотря на желание вновь поехать в Рим. Оставшись дома, Рубенс сумел договориться о получении помимо основного жалования еще и гонорара за каждую картину, а также о жизни не в Брюсселе, где находился двор, а в родном Антверпене.
Автопортрет Рубенса с Еленой Фоурмен и их ребенком. (wikipedia.org)
Художник королей и король художников, Рубенс считал себя мастером большой формы, монументалистом. Мифологические и исторические сюжеты, пейзажи составляли его основной интерес, Он любил работать быстро, размашисто. Кропотливое выписывание деталей изнуряло его — даже портреты он не любил писать, хотя как придворный художник был обязан это делать.
Будучи по природе натурой страстной, любвеобильной, на людях он оставался сдержанным, скрывал подробности личной жизни. Кончину первой жены Изабеллы Брант он болезненно переживал и довольно долго не решался на второй брак. Только в 53 года он выбрал себе в жены 16-летнюю Елену Фоурмен (которая, кстати, приходилась ему родственницей — она была племянницей первой супруги). Она стала его музой, светочем.
Последние годы жизни Рубенс страдал подагрой, руки отказывались служить ему — отнималась то одна, то вторая. Это вынуждало его перейти от создания монументальных работ к камерным. После кончины художника, чье сердце не выдержало очередного приступа паралича, наследники принялись делить внушительное наследство. На это им потребовалось несколько лет.
Отрывок, характеризующий Суд Париса
Хотя, за все эти годы нашего общения, уж его-то точно трудно было чем-то удивить, но, видимо, открывшаяся ему в этот момент картинка «переплюнула» самые впечатляющие мои ранние «эксперименты»… Именно Ромас и рассказал мне после, как пугающе со стороны выглядело такое моё «присутствие»… Я, как могла, постаралась его успокоить и кое-как объяснить, что же такое «страшное» со мной здесь происходило. Но как бы я его бедного не успокаивала, я была почти стопроцентно уверенна, что впечатление от увиденного останется в его мозгу ещё очень и очень надолго… Поэтому, после этого смешного (для меня) «инцидента», я уже всегда старалась, чтобы, по возможности, никто не заставал меня врасплох, и никого не пришлось бы так бессовестно ошарашивать или пугать… Вот потому-то бабушкина помощь так сильно мне и была необходима. Она всегда знала, когда я в очередной раз шла «погулять» и следила, чтобы никто в это время, по возможности, меня не беспокоил. Была и ещё одна причина, по которой я не очень любила, когда меня насильно «вытаскивали» из моих «походов» обратно – во всём моём физическом теле в момент такого «быстрого возвращения» чувствовалось ощущение очень сильного внутреннего удара и это воспринималось весьма и весьма болезненно. Поэтому, такое резкое возвращение сущности обратно в физическое тело было очень для меня неприятно и совершенно нежелательно. Так, в очередной раз гуляя со Стеллой по «этажам», и не находя чем заняться, «не подвергая при этом себя большой опасности», мы наконец-то решили «поглубже» и «посерьёзнее» исследовать, ставший для неё уже почти что родным, Ментальный «этаж»… Её собственный красочный мир в очередной раз исчез, и мы как бы «повисли» в сверкающем, припорошенном звёздными бликами воздухе, который, в отличие от обычного «земного», был здесь насыщенно «плотным» и постоянно меняющимся, как если бы был наполнен миллионами малюсеньких снежинок, которые искрились и сверкали в морозный солнечный день на Земле… Мы дружно шагнули в эту серебристо-голубую мерцающую «пустоту», и тут же уже привычно под нашими стопами появилась «тропинка»… Вернее, не просто тропинка, а очень яркая и весёлая, всё время меняющаяся дорожка, которая была создана из мерцающих пушистых серебристых «облачков»… Она сама по себе появлялась и исчезала, как бы дружески приглашая по ней пройтись. Я шагнула на сверкающее «облачко» и сделала несколько осторожных шагов… Не чувствовалось ни движения, ни малейшего для него усилия, только лишь ощущение очень лёгкого скольжения в какой-то спокойной, обволакивающей, блистающей серебром пустоте… Следы тут же таяли, рассыпаясь тысячами разноцветных сверкающих пылинок… и появлялись новые по мере того, как я ступала по этой удивительной и полностью меня очаровавшей «местной земле»…. Вдруг, во всей этой глубокой, переливающейся серебристыми искрами тишине появилась странная прозрачная ладья, а в ней стояла очень красивая молодая женщина. Её длинные золотистые волосы то мягко развевались, как будто тронутые дуновением ветерка, то опять застывали, загадочно сверкая тяжёлыми золотыми бликами. Женщина явно направлялась прямо к нам, всё так же легко скользя в своей сказочной ладье по каким-то невидимым нами «волнам», оставляя за собой длиннющие, вспыхивающие серебряными искрами развевающиеся хвосты… Её белое лёгкое платье, похожее на мерцающую тунику, также – то развевалось, то плавно опускалось, спадая мягкими складками вниз, и делая незнакомку похожей на дивную греческую богиню. – Она всё время здесь плавает, ищет кого-то – прошептала Стелла. – Ты её знаешь? Кого она ищет? – не поняла я. – Я не знаю, но я её видела много раз. – Ну, так давай спросим? – уже освоившись на «этажах», храбро предложила я. Женщина «подплыла» ближе, от неё веяло грустью, величием и теплом.
Отрывок, характеризующий Суд Париса
Хотя, за все эти годы нашего общения, уж его-то точно трудно было чем-то удивить, но, видимо, открывшаяся ему в этот момент картинка «переплюнула» самые впечатляющие мои ранние «эксперименты»… Именно Ромас и рассказал мне после, как пугающе со стороны выглядело такое моё «присутствие»… Я, как могла, постаралась его успокоить и кое-как объяснить, что же такое «страшное» со мной здесь происходило. Но как бы я его бедного не успокаивала, я была почти стопроцентно уверенна, что впечатление от увиденного останется в его мозгу ещё очень и очень надолго… Поэтому, после этого смешного (для меня) «инцидента», я уже всегда старалась, чтобы, по возможности, никто не заставал меня врасплох, и никого не пришлось бы так бессовестно ошарашивать или пугать… Вот потому-то бабушкина помощь так сильно мне и была необходима. Она всегда знала, когда я в очередной раз шла «погулять» и следила, чтобы никто в это время, по возможности, меня не беспокоил. Была и ещё одна причина, по которой я не очень любила, когда меня насильно «вытаскивали» из моих «походов» обратно – во всём моём физическом теле в момент такого «быстрого возвращения» чувствовалось ощущение очень сильного внутреннего удара и это воспринималось весьма и весьма болезненно. Поэтому, такое резкое возвращение сущности обратно в физическое тело было очень для меня неприятно и совершенно нежелательно. Так, в очередной раз гуляя со Стеллой по «этажам», и не находя чем заняться, «не подвергая при этом себя большой опасности», мы наконец-то решили «поглубже» и «посерьёзнее» исследовать, ставший для неё уже почти что родным, Ментальный «этаж»… Её собственный красочный мир в очередной раз исчез, и мы как бы «повисли» в сверкающем, припорошенном звёздными бликами воздухе, который, в отличие от обычного «земного», был здесь насыщенно «плотным» и постоянно меняющимся, как если бы был наполнен миллионами малюсеньких снежинок, которые искрились и сверкали в морозный солнечный день на Земле… Мы дружно шагнули в эту серебристо-голубую мерцающую «пустоту», и тут же уже привычно под нашими стопами появилась «тропинка»… Вернее, не просто тропинка, а очень яркая и весёлая, всё время меняющаяся дорожка, которая была создана из мерцающих пушистых серебристых «облачков»… Она сама по себе появлялась и исчезала, как бы дружески приглашая по ней пройтись. Я шагнула на сверкающее «облачко» и сделала несколько осторожных шагов… Не чувствовалось ни движения, ни малейшего для него усилия, только лишь ощущение очень лёгкого скольжения в какой-то спокойной, обволакивающей, блистающей серебром пустоте… Следы тут же таяли, рассыпаясь тысячами разноцветных сверкающих пылинок… и появлялись новые по мере того, как я ступала по этой удивительной и полностью меня очаровавшей «местной земле»…. Вдруг, во всей этой глубокой, переливающейся серебристыми искрами тишине появилась странная прозрачная ладья, а в ней стояла очень красивая молодая женщина. Её длинные золотистые волосы то мягко развевались, как будто тронутые дуновением ветерка, то опять застывали, загадочно сверкая тяжёлыми золотыми бликами. Женщина явно направлялась прямо к нам, всё так же легко скользя в своей сказочной ладье по каким-то невидимым нами «волнам», оставляя за собой длиннющие, вспыхивающие серебряными искрами развевающиеся хвосты… Её белое лёгкое платье, похожее на мерцающую тунику, также – то развевалось, то плавно опускалось, спадая мягкими складками вниз, и делая незнакомку похожей на дивную греческую богиню. – Она всё время здесь плавает, ищет кого-то – прошептала Стелла. – Ты её знаешь? Кого она ищет? – не поняла я. – Я не знаю, но я её видела много раз. – Ну, так давай спросим? – уже освоившись на «этажах», храбро предложила я. Женщина «подплыла» ближе, от неё веяло грустью, величием и теплом.
В искусстве
- Histoires de Troyes. Jugdement of Paris.jpeg
Миниатюра, ок. 1495
- Lucas Cranach d. Ä. — The Judgment of Paris — WGA05629.jpg
Лукас Кранах старший, ок. 1512-1514
- Lucas cranach judgement of paris.jpg
Лукас Кранах старший, ок. 1528
- Lucas Cranach the Elder — Judgment of Paris.jpg
Лукас Кранах старший, ок. 1530
- Frans Floris — The Judgment of Paris — WGA07945.jpg
Франс Флорис, ок. 1548
- Frans Floris — The Judgment of Paris — WGA7946.jpg
Франс Флорис, ок. 1550
- Aachen Le jugement de Paris.jpg
Ханс фон Аахен, ок. 1588
- Hans von Aachen 037.jpg
Ханс фон Аахен, ок. 1593.
- The Judgement of Paris.jpg
Хендрик ван Бален старший, ок. 1599
- Peter Paul Rubens — The Judgement of Paris — WGA20277.jpg
Петер Пауль Рубенс, ок. 1606
- Peter Paul Rubens — The Judgment of Paris — WGA20307.jpg
Петер Пауль Рубенс, ок. 1625
- Peter Paul Rubens 115.jpg
Петер Пауль Рубенс, ок. 1638-1639
- Cornelis Cornelisz. van Haarlem — The Judgment of Paris — WGA05252.jpg
Корнелис Корнелиссен ван Хаарлем, ок. 1628
- Claude Lorrain (1600 — 1682), The Judgment of Paris, 1645-1646, oil on canvas. National Gallery of Art, Washingto.jpg
Клод Лоррен, ок. 1645-1646
- Jean-Antoine Watteau — Le jugement de Pâris.jpg
Антуан Ватто, ок. 1720
- Angelica Kauffman — El juicio de Paris.jpg
Ангелика Кауфман, ок. 1770-1797
- Paul Cézanne 216.jpg
Поль Сезанн, ок. 1862-1864
- Max Klinger 002.jpg
Макс Клингер, ок. 1886-1887
- Sud parisa.jpeg
Михаил Врубель, 1893
- Enrique Simonet — El Juicio de Paris — 1904.jpg
Энрике Симоне, 1904
«Суд Париса»? Нет, жизнь художника
События в семействах богов, полубогов и прочих таинственных обитателей Эллады вдохновляли и по сей день вдохновляют художников и скульпторов, наверное, потому, что за их сказочной формой скрыты особенности реальных отношений между людьми, некая философия жизни.
Один из таких сюжетов — «Суд Париса». Что же это такое? Парис — сын троянского царя Приама и Гекубы. Его рождение сопровождалось настолько страшными пророчествами, что отец велел отнести сына в горы и там оставить (почему-то не дал приказ убить, видимо, пожалел).
Главный пастух царя (во простота нравов — у царя был в те времена главный пастух!) выполнил приказ, но через пять дней решил проверить, что осталось от младенца. Младенец был жив, потому что его нашла и кормила медведица (как это установил пастух — не написано).
Пастух забрал Париса к себе домой.
Прошло лет этак пятнадцать (или что-то около этого). Мальчик стал красивым и храбрым, за что и выбрала его нимфа Энона — дочь речного бога Кебрена, которая впоследствии родила ему сына. Парис и Энона вместе пасли скот и охотились на горе Ида.
Именно туда явился Гермес (покровитель стад, торговли, ловкости, обмана и даже воровства) и привел с собой трех олимпийских богинь: Геру — законную жену Зевса, Афину — первую дочь Зевса (но не от Геры), и Афродиту — богиню любви (почему Зевсу в качестве судьи понадобился пастух — в легенде ни слова, ни полслова).
Гермес дал Парису золотое яблоко и указание Зевса разрешить с его помощью ссору трех богинь — отдать какой-нибудь одной, на выбор бедного пастуха. А яблоко это с нацарапанной надписью «Прекраснейшей» подбросила на какой-то свадьбе коварная богиня раздора Эрида, из-за чего богини сильно повздорили (ну, всё как у людей!).
Представляете себе положение Париса: рассудить трех особ женского пола, одна могущественнее другой?!
Первой вышла Гера, показалась вся и заявила, что, если яблоко достанется ей, Парис будет самым могущественным.
Следом появилась Афина с обещанием, что он будет побеждать во всех своих битвах, а также будет самым красивым и мудрым человеком в мире.
Однако золотое яблоко Парис присудил Афродите, которая пообещала ему любовь самой красивой женщины на свете — Елены, жены спартанского царя Менелая (обратите внимание на эту пикантную деталь — Парису богиня обещает чужую жену!). Итак — выбор в пользу любви: не надо ни могущества, ни ума, ни красоты — дайте любящую женщину! Последствия — самые неприятные: кражи, войны, убийства
Итак — выбор в пользу любви: не надо ни могущества, ни ума, ни красоты — дайте любящую женщину! Последствия — самые неприятные: кражи, войны, убийства.
Петера Пауля Рубенса этот сюжет волновал до конца жизни. Первый вариант картины датирован 1605 годом (Рубенсу 28 лет). На картине слева на переднем плане спиной к зрителю вполоборота сидит Парис, в левой руке — яблоко. Обнаженный Гермес стоит левее Париса. На то, что Парис — пастух, слабо намекает пес у его ног.
