Дом памяти Марины Цветаевой в Елабуге
В августе 1941-го Марина Цветаева была эвакуирована в Елабугу, получив с сыном Георгием комнату в доме Бродельщиковых. В городе она прожила всего 11 дней — и 31 августа, не выдержав жизненных обстоятельств, покончила с собой.
Интерьеры «Дома памяти Марины Цветаевой» восстановлены достоверно. На нераспакованных чемоданах — её берет, на диване — вязаный плед. Здесь можно может почувствовать «вечные сумерки и вечные колокола». Самый ценный экспонат коллекции — французская записная книжечка в сафьяновом переплёте, которую вынули из кармана фартука после трагедии.
Этот музей — часть мемориального комплекса в Елабуге, который также включает площадь Марины Цветаевой с бронзовым памятником, могилу поэтессы и культурный центр её имени.
«Дом памяти Марины Цветаевой» находится в Елабуге, улице Малая Покровская, дом 20. Музей работает с 9:00 до 18:00 ежедневно, кроме понедельника.
Дом памяти Марины Цветаевой в Елабуге / Фото: elabuga.com
Архив: восставший из «склепа»
Беспомощность в главном намерзла не с сибирскими холодами. Свое ГЛАВНОЕ Ариадна поняла задолго до Туруханска – в 1942-м, узнав о смерти матери.
Летом 1942 года она находилась в лагере на станции Ракпас Коми АССР. О семье нет известий с начала войны. Мать, отец, брат – в Москве, в эвакуации, живы ли? Были несколько писем от Самуила Гуревича, но он правды не говорил – щадил ее душевные силы.
На авось, не зная, на месте ли адресат, Аля пишет сестре отца Елизавете Эфрон. 12 июля получает письмо:
«Дорогая моя! Алечка родная моя!
Как я рвалась писать тебе и не могла и вот сегодня… Дорогая девочка, как мы все беспомощны в жизни и года не делают нас взрослыми.
У нас большое горе, мы потеряли Марину. Причина ее смерти непосильные волнения, война совсем измучила ее, бомбежки, тревога за сына во время его дежурств на крыше шестиэтаж. дома, эвакуация, ужасная измученность и полная оторванность от нас и вот самая легкая, пустяшная болезнь была для нее роковой. <…>
Боялась писать тебе, боялась за тебя как ты одна, совсем одна будешь раздавлена непосильным горем. А отмалчиваться и что-то сочинять не могла».
Отрывок из письма Елизаветы Эфрон к Ариадне Эфрон с известием о смерти Марины Цветаевой, 27 июня 1942 г. РГАЛИ. Ф. 1190. Оп. 3. Ед. хр. 533.
Волнения, война, бомбежки… – Елизавета Яковлевна сказала о том, почему, но не рискнула сказать как («самая легкая, пустяшная болезнь была для нее роковой»).
Письмо перевернуло многое и навсегда. В ответном на следующий день боль, горе и сразу вопросы: где материнский архив, последние работы, фотографии, книги? Вопросы настойчиво повторяются во втором, третьем письмах и тут же задача на годы вперед: сделать все, что касается литературного наследия.
Ей важно собрать рукописи, вещи, записать воспоминания. Но что можно за колючей проволокой? В августе 1942-го Аля подает ходатайство в Президиум Верховного Совета о пересмотре дела
Безрезультатно. Остается надежда на близких.
В августовских почтовых карточках от Елизаветы Яковлевны информации мало, но есть основное: «Дорогая моя, не беспокойся о рукописях Марины, часть у меня, а часть в подвале Девичьего Мон. Я не брала оттуда потому что надежнее было во время бомбежек. Хотела сдать в литературный музей, но они на хранение не берут, а совсем отдавать я не хотела. То же с Ленинской библиотекой».
«Мамин архив находится на сохранении у людей, с которыми связана Лиля. По приезде ты все это возьмешь себе», – подтверждает в письмах Муля Гуревич.
Существование рукописей доказано. О том, где они, 17 августа сестре пишет и Георгий: «Мамины рукописи – в Москве, бусы, браслеты и пр., – так же. Все рукописи собраны в один сундук, который находится у неких Садовских (быть может, ты слышала эту фамилию – Борис Садовский); они живут в б. Новодевичьем монастыре, в бывшем склепе; там рукописи и книги будут в сохранности».
«Склеп», вернее подвальная комната в подклете Успенской церкви в Новодевичьем, оказался поистине сейфом для цветаевского архива. Названный Муром сундук простоял там первые и самые страшные для Москвы годы войны. На город сыпались снаряды, предприятия и жители эвакуировались, думать о спасении бумаг, тем более чужих, успевали или решались немногие. Поэт Борис Садовской (наст. фамилия – Садовский) бумаги взял. Незадолго до отъезда в Елабугу Цветаева передала ему рукописи, фотографии, письма, вещи и книги из личной библиотеки.
Литературно-художественный музей Марины и Анастасии Цветаевых в Александрове
«Александровское лето» в жизни Марины Цветаевой случилось в 1916 году, когда в городе жила её младшая сестра Анастасия с мужем Маврикием Минцем. Он работал на стройке местного военного завода. Семья снимала ветхий, построенный в первой половине XIX века, дом на окраине Александрова — городке во Владимирской области.
«Домок на закраине (а что в таком городке — не закраина?), лицом, крыльцом в овраг. Домок деревянный, бабы-ягинский. Зимой — сплошная печь (с ухватами, с шестками!), летом — сплошная дичь: зелени, прущей в окна», — писала Цветаева.
Дом, в котором жила семья Цветаевых, ныне в аварийном состоянии. Экспозиция музея находится в соседнем флигеле — доме Лебедевых. Она воссоздает поэтическую атмосферу Серебряного века — с мебелью начала XX века, немецкими пианино компании «Бехштейн» и архивными снимками. Личных вещей Цветаевой здесь почти нет, за исключением письменного стола, за которым работала поэтесса. Это — «музей-метафора», где каждый экспонат находит свое отражение в творчестве Цветаевых.
Музей открыт ежедневно с 8:30 до 17:00, кроме понедельника и вторника.
Мемориальная доска на доме в Александрове / Фото: Exequthor, Wikipedia
«Взяли шефство над школьным музеем»
— 14 мая в гимназии № 1619 открылся памятник Цветаевой. Как возникла идея его создания?
— Идея принадлежит Антонине Марьиной, которая руководила созданным в 1990-е годы музеем в школе имени Марины Цветаевой. Это единственное у нас в стране образовательное учреждение, которое носит имя поэта. Антонина Петровна добивалась того, чтобы на территории школы был установлен памятник, обратилась к скульптору и художнику Зурабу Церетели.
— Сколько прошло времени от идеи до реализации?
— Около 20 лет — от создания первого эскиза памятника до прохождения всех этапов согласования его установки и непосредственного открытия. Кстати, во Франции тоже установлен памятник Цветаевой работы Зураба Церетели, и, если памятники сравнить, увидите, что фигура, поза поэта в них в точности повторены. В этом был замысел Зураба Константиновича. Мы поздравляем гимназию № 1619 с этим событием. Появление работы такого мастера на территории образовательного учреждения — явление нечастое, даже уникальное!
— Как ваш музей связан с гимназией?
— Как я уже сказала, школа не просто носит имя Цветаевой — у них есть музей. Два года назад мы взяли шефство над ним. Вместе со школьным активом мы сейчас разрабатываем проект обновленной экспозиции. Основа концепции, созданной нашим старшим научным сотрудником Еленой Ильиной, в том, чтобы наряду с рассказом о биографии и творчестве Цветаевой мы представили многочисленный ряд имен наших и зарубежных поэтов и прозаиков, которые, с одной стороны, составляют основу школьной программы, а с другой — были кумирами, современниками, вдохновителями или адресатами самой Цветаевой. Это Пушкин, Пастернак, Маяковский, Есенин, Ахматова, Некрасов, Державин, Мандельштам, Диккенс и многие другие. Так ребята смогут знакомиться с творчеством и взглядами поэта еще до того, как по школьной программе в старших классах начнут проходить Цветаеву. На открытии памятника была Ольга Трухачева, и она всю эту работу благословила, одобрила, чему мы очень рады.
Тарусская картинная галерея
Адрес: Калужская обл., г. Таруса, ул. Ленина, 1аРежим работы: с 10:00 до 18:00Выходные дни: понедельник, вторник
Последняя пятница месяца: санитарный день
Зав. филиалом – Варенова Елена ВладимировнаТел.: +7 (48435) 2-51-83.
Тарусская картинная галерея основана в 1963 г., с 1968 г. – филиал Калужского музея изобразительных искусств.
Основу собрания галереи составила коллекция русской, западноевропейской живописи, графики и декоративно-прикладного искусства московского ученого-агронома, известного коллекционера Николая Петровича Ракицкого (1883-1975), которую он подарил Тарусе. Собиратель безвозмездно передал галерее двести предметов живописи, фарфора, фаянса, стекла, фрагменты старинного кружева. Коллекция также включала произведения известных отечественных мастеров: К. Брюллова, И. Айвазовского, Б. Кустодиева, М. Врубеля, А. Остроумовой-Лебедевой.
Собрание галереи последовательно пополнялось произведениями, переданными из Дирекции Художественных фондов Министерства культуры РСФСР. В 1963 году от Союза художников РФ в фонды галереи были переданы более сорока произведений ведущих мастеров советского изобразительного искусства. В дальнейшем собрание пополнялось различного рода поступлениями, большую часть которых составили дары калужских и московских художников, жизнь и деятельность которых связана с Тарусой.
Собрание галереи составляют произведения отечественных и западноевропейских мастеров. Преобладает академическое изобразительное искусство (Г.Г. Гагарин, А.М. Волков, С.К. Зарянко, И.К. Айвазовский, Л.Ф. Лагорио и др.) и реалистическая живопись художников-передвижников (В.Д. Поленов, С.Л. Светославский, П.А. Суходольский, А.Л. Ржевская и др.). Изобразительное искусство XX века представлено в основном картинами калужских и московских художников (И.А. Старженецкой, Н.Н. Ватолиной, М.А. Бирштейна, Э.Г. Браговского, Н.И. Нестеровой, Ю.Д. Коровина, А.М. Бирштейн, Ю.В.Александрова и др.).
Отличительной особенностью тарусского собрания является корпус работ крупнейшего отечественного скульптора-анималиста В.А. Ватагина и его учеников Д Горлова и А. Комарова, что позволило создать в составе стационарной экспозиции отдел анималистической скульптуры и графики. С конца XIX века для многих мастеров отечественного искусства Таруса явилась своеобразным Барбизоном. Творческое наследие художников, в разное время живших в Тарусе, в собрании представлено работами В. Поленова, В. Борисова-Мусатова, А. Ржевской, Ф. Богородского, А. Григорьева, В. Журавлева, Н. Крымова, Н. Терпсихорова, Н. Ромадина, В. Бялиницкого-Бируля.
Собрание работ современных мастеров изобразительного искусства включает произведения М. Бирштейна, А. Бирштейн, Э. Браговского, И. Старженецкой, Ю. Александрова, Н. Ватолиной, Е. Рачева, А. Волкова.
О художественной жизни Калужского края в XX столетии достаточно цельное представление дают работы В. Любимова, В. Собинкова, Ю. Епишина, А. Коняшина, Е. Китайкина, Л. Климентовской, А. Котельникова, В. Горчакова, Е. Щербакова, И Павлишака.
Западноевропейская живопись представлена немногочисленными образцами итальянских, голландских, французских, швейцарских мастеров XVI – XIX вв. (художник круга Н. Алуно, Ф. Вауверман, Ф. Казанова, А. Калам и др.) из коллекции Н.П. Ракицкого.
* * *
Современники отзывались о Борисе Садовском и его жене Надежде Воскобойниковой по-разному. Те, кто пишет сейчас, не менее противоречивы как в оценках (личности и внешности), так и в фактах. Родственники Марины Цветаевой Садовских не жаловали. Первая реакция Али: «не могла не удержаться от смеха, узнав, что мама (милая!) не могла найти ничего лучше, кроме сумасшедшей и паралитика, чтобы охранять ее архив и библиотеку!». В дальнейшем аргументом против станет продажа цветаевских вещей и библиотеки. «Решительно все ее вещи и все книги, оставленные мамой на хранение Садовским, были ими распроданы после ее отъезда. В кн<ижных> магазинах Мур находил книги, надписанные ей и ею, но выкупить, конечно, был не в состоянии», – сообщала Ариадна Анастасии Цветаевой в июле 1945-го. Анастасия Ивановна, в 1945-м отмечавшая супругов Садовских как добрых, умных и много страдавших, позже говорила иначе, возмущаясь все той же распродажей.
«Мамин архив в сохранности, и на него никто пока не покушается. Но я хочу, и Лиля этого хочет, перенести архив к Лиле. Остановка была за транспортом. Это уладилось», – пишет 28 августа 1942 года Самуил Гуревич. А через месяц – весточка от тетки: «Рукописи еще не перевезли… Я была там два раза, но хозяйка псих. больная и с ними трудно иметь дело».
В Новодевичьем явно не идут на контакт. Самуилу приходится выстраивать комбинации. В октябре он советует Ариадне подготовить записку на имя Бориса Садовского о том, что она дочь Марины и просит через него – Мулю – передать архив Елизавете Яковлевне: «отдадут, если получат письмо от члена семьи». Был и «ковбойский» план: «Я уговорился с одним приятелем, военным, на его мотоцикле ворваться к Садовскому и, бренча шпорами (моего приятеля), совершить отъем архива. Но и приятель и мотоцикл скоропостижно отбыли. А с самодвижущимися средствами передвижения туго. А главное, я не хочу напороться на отказ Садовских, ибо это затруднит то же дело после того, как я буду иметь твою записку».
Сундук Гуревич заберет из монастыря 11 марта 1943-го. Вырвет из когтей, как считала Аля. Она убеждена: Садовские просто не успели пустить архив с молотка. Впрочем, не очень-то они торопились. 22 февраля 1942 года Борис Садовской обращается к писателю Владимиру Лидину:
«Глубокоуважаемый
Владимир Германович,
На просьбу моей жены о выдаче мне единовременного пособия в виде продуктов для питания Литфонд ответил отказом. Сейчас я буквально умираю с голоду. Вы помогли когда то т. Свирскому, помогите и мне. Кроме Вас мне обратиться не к кому.
Борис Садовской
P.S. Жена моя тяжело больна и я вынужден беспокоить Вас
этим письмом».
Голод и болезнь – удары для человека, парализованного спинной сухоткой, неподъемные. В таких условиях, почему бы не заработать на цветаевских бумагах? Но нет, «заархивированный» сундук простоит еще год, а открывший его Гуревич напишет Ариадне: «Похоже, что архив весь в сохранности. В том числе рукописи, письма, книги, рисунки, фото, гравюры». С его слов также известно, что личные вещи Цветаевой Садовские продавали с ее согласия («вещи ухнули, так распорядилась Марина»). Не без разрешения, вероятно, сбывались и книги.
Большую часть содержимого Самуил перевез в Мерзляковский переулок, 16 к Елизавете Эфрон. Позднее туда придет посылка с Севера – с фотографиями и последними письмами Цветаевой к дочери (кочуя из лагеря в лагерь, Аля оставила их подруге с просьбой переслать в Москву).
Так определилось многолетнее место обитания литературного наследия одного из великих русских поэтов. В маленькой московской коммуналке, как и в Новодевичьем, архиву отвели спальный угол. В «склепе» рукописи хранились в сундуке, на котором спал Садовской, теперь – в «большом железном ящике, служившем опорою изголовья постели». Что оставалось за пределами Мерзляковского, никто не знал…
*Второе издание, исправл., доп., М., «Возвращение», 2017. Первое издание вышло в 2015 году (М., Дом-музей Марины Цветаевой).
8 ноября, 2017 г.
Литература
книги
культура
СССР
Подпишись на IQ.HSE
ОТКРЫЛСЯ МЕМОРИАЛЬНЫЙ ДОМ-МУЗЕЙ К.Г.ПАУСТОВСКОГО
С 01.08.2020 г. открылся для посещения мемориальный дом-музей К.Г. Паустовского.
Адрес: Таруса, ул. Пролетарская, 2
Рабочие дни: пятница, суббота, воскресенье.
Часы работы: с 11.00 до 18.00 часов.
Посещение музея возможно только по сеансам:
Без экскурсии 11.00, 14.00, 17.00
С экскурсией 12.00, 15.00 — сборные группы
13.00, 16.00 — организованные группы по предварительной записи.
Стоимость электронных билетов: полный 300 руб., льготный 150 руб.
В связи с большим количеством желающих посетить Мемориальный дом-музей К. Г. Паустовского в Тарусе просим планировать визит заранее, запись производится по телефону 8 499 172-77-91.
Согласно Правилам посещения ГБУК г. Москвы «Музей К. Г. Паустовского» посещение дома и сада возможно в составе групп до 12 человек.
Вход в музей возможен не ранее чем за 10 минут до начала сеанса и не позднее чем за 30 минут до окончания сеанса. Для посещения по льготным билетам необходимо предоставить документы, подтверждающие льготы.
Подробная информация на сайте www.mirpaustowskogo.ru
«Тщетно говорю: не троньте»
К лету 1950 года в красноярском селе Курейка появилось около двух сотен заключенных. Прибывшие – опытные строители, их задача – создать монументальный архитектурный гимн вождю. Меньше чем через два года стройка завершилась, а ее итог действительно поражал.
Село увидело 12-метровое здание с огромными окнами. Территория вокруг – в асфальте, с освещением и голубыми елями. Внутри – обитые бархатом стены, паркетный пол, под сводами – лампы дневного света с иллюзией северного сияния.
Гигантские тройные окна не замерзали в сибирские зимы. Поэтому снаружи всегда был виден главный предмет интерьера – изба, в которой в 1914–1916 годах в Курейке жил ссыльный Иосиф Джугашвили. Избу разобрали по бревнышку, сняли с места и поставили в центре того, что официально назвали музеем-павильоном. Перед входом водрузили два «лика» Сталина: над дверью – барельеф, в сквере – 10-метровую статую.
Курейке в результате такой гигантомании повезло – ее благоустроили, жителей переселили в новые дома. Антураж заброшенного станка затерялся в дореволюционной истории. А история самого поселения не изменилась – в 1950 году большинство жителей пребывало здесь не по собственной воле.
И маленькая Курейка, и большой Красноярский край каторжной биографией отличались издавна. В СССР северные километры логично вписались в устройство ГУЛАГа. В годы большого террора по Енисею гнали пароходы с «политическими» – арестантами по 58-й статье УК РСФСР: диверсантами, шпионами, террористами, участниками контрреволюционных заговоров, антисоветских организаций и групп. Виновные и невиновные конвоировались в лагерные пункты и отделения, разбросанные на сотни верст, и в эти же версты заключенные вбивали жизнь, нередко ценой собственной: строили города, промышленные комбинаты, железные дороги.
Словом, пока в Курейке писалась ода божеству, енисейские берега принимали дополнительные партии жертвоприношений. В составе одной из них в июле 1949-го в селе Туруханске за 125 километров от курейской стройки высадили дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона Ариадну.
Распоряжаться своей судьбой Аля не могла уже десять лет, поэтому именно «высадили». Так же как десять лет назад – арестовали, выбили показания, приговорили. Они и еще раз они – кто: следователи, государство, его идеологи? Понятно, что это переплетения одного клубка. Но распутывать его из другого века совсем не то же, что вариться в том котле вживую.
Дом-музей Марины Цветаевой в Москве
В доходном доме на четыре квартиры в Борисоглебском переулке Марина Цветаева с мужем Сергеем Эфроном и двухлетней дочерью Ариадной поселилась на втором этаже в сентябре 1914 года. Семья занимала единственную в доме двухуровневую квартиру № 3 с выходом на чердак и прожила здесь восемь лет.
Этот «дом-корабль» с «чердачным дворцом» и старинной парадной лестницей, в котором чувствовался почти домашний уют русской усадьбы, Марина Цветаева до конца своих дней считала родным домом. Здесь были написаны 11 из 15 изданных при жизни Цветаевой книг.
В 2017 году музей пережил реконструкцию, для посетителей открылась гостиная, «комната-отщепенец» — так ее называла Цветаева. Здесь по-прежнему царит особый дух цветаевского гостеприимства: сохранились старинные фотографии, «гора рукописных бумаг», мебель XIX века, фарфор, игрушечные домики и патефон в углу.
Музей работает ежедневно, с 12:00 до 19:00 (по четвергам до 21:00), кроме понедельника и последней пятницы месяца. Взрослый билет обойдется в 200 рублей, льготный — в 100 рублей. Тематические и авторские экскурсии по дому проводятся по предварительной записи по телефону +7 (495) 697-53-69; они оплачиваются дополнительно — от 400 до 500 рублей с человека. По четвергам, в 19:00, а также по субботам и воскресеньям в 12:30 проводятся обзорные экскурсии для сборных групп без предварительной записи, достаточно прийти к указанному времени. Кроме того, на сайте музея доступен аудиогид.
Анастасия Цветаева на открытии мемориальной доски в 1991 году в Москве / Фото: dommuseum.ru
Состояние
Таруса имела важнейшее значение в формировании Марины Цветаевой как русского поэта. Она была для нее не только местом отдыха, но и источником вдохновения. Цветаева посвятила любимому ею городу много произведений – как поэтических, так и прозаических. Вот наиболее известные ее произведения, связанные с Тарусой: «Лесное царство», «Паром», «В сумерках», «Приезд», «Мама на даче», «Новолуние», «Молитва», «Нине», «Волшебство немецких феерий…», «Ах, золотые деньки…», «Все у Боженьки сердце. Для Бога…», «Бежит тропинка с бугорка…», «В светлом платьице давно знакомом…», «Осень в Тарусе», «Над синевою подмосковных рощ…», «Родина», «Хлыстовки» (Кирилловны), «Мать и музыка», «Пленный дух», «Черт», «Мой Пушкин» и др.
Стихи о Тарусе, рожденные в Тарусе или вдохновленные Тарусой, она включила в свои первые сборники: «Вечерний альбом» 1910 года и «Волшебный фонарь» 1912 года.
Ах, золотые деньки!
Где уголки потайные,
Где вы, луга заливные
Синей Оки?
Старые липы в цвету,
К взрослому миру презренье
И на жаровне варенье
В старом саду.
К Богу идут облака;
Лентой холмы огибая,
Тихая и голубая
Плещет Ока.
Детство, верни нам, верни
Все разноцветные бусы,-
Маленькой, мирной Тарусы
Летние дни.
(М. Цветаева)
«Я сплю под всеми этими снегами…»
Туруханск – конечная точка пяти мучительных месяцев. Сначала рязанская и красноярская тюрьмы, потом дорога в тесном, наглухо закрытом вагоне, на пароходе среди машин и груза. Нет не то что денег – предметов первой необходимости. С собой и на себе минимум вещей, пришедших в негодность от тюрем и этапов. Кроме кружки и миски никакой посуды, нет ножниц, ниток, иголок, белья, элементарных постельных принадлежностей и (Сибирь!) теплой одежды. В октябре кончается навигация, близится затяжная зима. Ни жилья, ни работы. Зона передвижения ограничена, за нарушение – до 25 лет каторжных работ.
Но основное – запас сил. Он почти на нуле. Физически сказывались последствия пыточных застенков и лагерей (от общей слабости до болезни сердца, изношенность которого северный климат сделает просто катастрофичной). Психологически – «заглох какой-то внутренний двигатель». Усталость на усталость явление не новое, но раньше свет чуть-чуть брезжил, а сейчас тупик: вечность срока и безысходность от вторично перешибленного хребта. Еще на пароходе бывшие сокамерницы договорились: «если почувствуем, что опять начинаются очередные “мероприятия” для “повторников” – сразу даем знать друг другу любым путем и кончаем с собой. Тогда, казалось, больше уже выдержать нельзя».
Туруханск принял как сумел. Местная старуха сдала «врагам народа» холодный угол в низенькой избушке: щели, клопы, одеяло, примерзающее к стене, под кроватью – слой снега. Повезло с трудоустройством. Ариадна принята уборщицей в школу: пилить, рубить дрова, косить сено, красить парты, мыть полы. Зарплата – 180 рублей, по туруханскому раскладу это стоимость телогрейки (111 руб.) и халата (75 руб.).
Себя той поры она сравнивала с водовозными клячами, «работящими, понурыми и костлявыми». Самоиронии не занимать, но это не лекарство. Ее прессует насквозь промерзший Север – непрерывные ветры, свинцовая река, «серое низкое небо», «до одури белые снега». «Дышать очень трудно, сердце с трудом переносит всю эту кутерьму, стискиваешь зубы, чтобы не выскочило».
В сентябре одну из лучших выпускниц училища при Лувре перевели в художники районного Дома культуры. Изматывающий труд «по специальности» спасал тем, что не оставлял минут на раздумья, но, вкалывая на износ («из всех моих качеств самые явные – это верблюжья выносливость и человеческое терпение»), Ариадна увлекается, проявляет чудеса профессионализма. Мысли забиты культпросвещением самодеятельных актеров, поисками коровьей шерсти и беличьих хвостов для изготовления кистей, резины для варки красок, папиросной бумаги и упаковочной марли для бутафорских цветов и театральных костюмов. «Жизнь как она есть» складывалась из этого, и часто не без юмора фиксировалась в письмах.
Наедине с собой иное – тоска, выученная наизусть за многие годы: «пустые ночи, раздражающие дни, все близкие – чужие, страшная боль в сердце от своего и того страдания. И почему-то на лице вся кожа точно стянута, как после ожога. Дни еще кое-как, а ночью все та же рука вновь и вновь выдирает все внутренности, все entrailles, что Прометей с его печенью и что его орел! А если заснешь, то просыпаешься с памятью, уже нацеленной на тебя, еще острее отточенной твоим сном».
Боль не находила выхода. «Живу из последних (душевных) жил, без всяких внешних и внутренних впечатлений, без хотя бы малейшего повода к последним. Короче: живу как плохо действующий автомат» – это Марина Цветаева накануне 39 лет. Ее дочь к своему 39-летию подходила в других условиях, но как похоже: «Я давно уже не живу на свете, …я уснула, ибо другого выхода для меня нет – работать так, как нужно, нельзя – а жизнь – это работа, творчество, плюс все остальное, даже пусть без всего остального. Я сплю под всеми этими снегами, не зная даже, придет ли моя поздняя весна».
Теперь они бы говорили на равных, но Але остается лишь признать вину («Дети – всегда плохие, и наказание их в том, что сознают они это всегда слишком поздно») и чувствовать беспомощность в главном: «я разлучена с ее рукописями, я лишена возможности разыскать и восстановить недостающее. Я ничего не сделала для нее живой, и для мертвой не могу».
